♣ СКАЧАТЬ МАТЕРИАЛ
♣ РЕЦЕНЗИЯ

Что такое система и зачем она нужна?
       Система – эта такое распределение вещей (категорий, фактов и т.д.), при которой выявляются максимальные (!) отношения, свойства и функции этих вещей. В ином порядке, их функции пересекаются (повторяются, например, как это происходит в случае существительное – подлежащее); отношении обрываются (какое отношение имеет существительное к морфологии [т.е. к той дисциплине, которая обязана изучать форму] или же к подлежащему?), и выявлять их свойств затрудняется (кому неизвестна радиоактивность 101-го, 105-го элементов таблицы Менделеева. Хотя их называние в данный момент не помним и мы сами, то тогда почему утверждаем, и многие тоже знают, что они радиоактивны? Потому, что они находятся за ураном, т.е. в определенной области этой системы. А как будет себя вести неон при контакте с золотом? Нейтрально, т.к. все элементы 8-й группы нейтральны по отношению к другим элементам и т.д. Все эти примеры утверждений являются результатом системы).
       Система – эта максимальная форма сжатия информации, за счет удаления дублирующих элементов и выявления максимума всех свойств и связей (внешних и внутренних), в результате чего, эта часть науки становится максимально удобным и полезным инструментом в познании и предсказании мира. Иной подход, запутал бы нас в лабиринте событий.
       Система упорядочивает элементы по определенным правилам, следуя которым мы выявляем целые раньше остававшиеся нам неизвестными характеристики каждого элемента, входящего в эту систему – только исходя из логики этой системы.
       Система - эта вершина любой дисциплины, граница дисциплин и только после нее любая дисциплина переходит на качественно новый уровень.

Что даст системность лингвистике?
       Какие существуют критерии для выявления и классификации частей речи? В одном случае – синтаксический, в другом – морфологический, а в третьем – еще какой-либо. Это не равносильно ли тому, что разделить ученых одновременно по половым признакам, по ученой степени и по профилю? Кто сможет, в таком случае, определить свое место в этой классификации? То же самое, и для разных языков – тот критерий, который брался в одном случае для одного языка, не годится для того же случая для другого языка и заставляет использовать иную критерию (Например, морфологический принцип действенен для выявления прилагательного, но не действенен для местоимения; действенен для азербайджанского языка, но не недейственен для китайского и т.д.). А такая недисциплинированность приводит именно к той ошибке, которая наблюдается в следующем рассуждении: “яблоки бывают – красными, желтыми... и кислыми”. Как при этом раздатчик яблок запутается между кислыми яблоками и яблоками, одновременно являющимся и красными по цвету и кислыми по вкусу, то же самое происходит сегодня с языковедами, которые из-за подмен принципов при каждом случае, ищут и еще долго будут искать, где разница между прилагательным и определением, между существительным и подлежащим и т.д. (отсюда и отождествление частей речи с членами предложения некоторыми лингвистами [И.И. Мещанинов, В.И. Дегтярев и др.], связывая их различие с ошибочной интерпретацией греческих терминов, и дефинируя части речи ничем иным, как морфологизированным вариантом членов предложении).
       Сколько должно быть максимальное количество частей речи? Есть ли гарантия, что больше никогда ни в каком новом языке не будет обнаруживаться новая часть речи? Сколько видов обстоятельств – 6, 9, 16 или больше? и т.д.
       Зачем категории, выявленные синтаксическим методом (по синтаксическому признаку, например, глагол) причисляются к морфологии? Но если она имеет какое-то отношение к синтаксису, тогда каково их отношение с членами предложения и где их место рядом с ними? И вообще, зачем нужны члены предложений, если части речи охватывают всю палитру языка (или наоборот)?
       Или, например, слово “Долго” (или “длительно”, “годами”, “реже” и т.д.), – оно является наречием времени или меры? Ведь оно включает в себя одновременно признаки их обоих. И вообще во многих словах можно обнаруживать такой дуализм (неоднозначность значений по отношению к частям речи). Отсюда и условность распределений слов по частям речи или размытость границ частей речи.
       Эти и тому подобные вопросы существует давным-давно и от этого такой хаос и неразбериха в современном языкознании. Нет ни у кого однозначных ответов на эти вопросы, т.к. в лингвистике не существует однозначных принципов и категорических запретов вроде таких, как законы сохранения, принцип Паули и т.д. Именно из-за этого и происходит, что кто-то именует местоимение еще одной частью речи, кто-то артикль и т.п. И ни у кого нет обоснованных возражений. Потому, что ссылаться не к чему, и потому, что автор сам, предлагая новую категорию, ссылался не к аргументу, а только к опыту. Т.к., нет конкретных принципов, и единственным инструментом современной лингвистики, является опыт, т.е., сбор и распределение выявленных языковых фактов в уже готовый шаблон, который изготовлен еще с античности. Отсюда и a-priori полагается, что вероятность обнаружения новых частей речи очень мала, т.к. если бы таковая и существовала, то давним давно выявлялась бы до сих пор в одном из известных науке языках. Или местоимение является частью речи, потому что в языке наблюдается такая группа слов, которые имеют аналогичные качества. И все – больше никаких аргументов. Но по этому же критерию можно создать еще много частей речи, например, группируя в один класс фамилии, т.к. в большинстве языков они имеют специальное морфологическое отличие; или же абстрактные слова, т.к. у всех языках они имеют специальную логику.
       Траектория развития всегда диалектична, то есть накопление достаточных материалов (количественных изменений) всегда приводит к качественным изменениям, т.е., к упорядочиванию или систематизации для дальнейшего продолжения развития. Лингвистика же со своим 2000-летним возрастом подошла до того уровня, чтобы эволюционировать уже не количественно, а качественно, и уплотняться.

ќ њ

љ ›

       С первых же строк добавим, что здесь термин синтаксис принимается не в традиционном смысле, где он дефинируется, как област грамматики, изучающий предложению, а вслед за ряд лингвистов 20-го ввека (Т.П.Ломтев, Шведова, О.И.Москалская , К.Г.Крушшелнитскайа, В.З.Панфилов, И.П.Распопов, И.Иковтунова, И.Ф.Вардул, В.Г.Адмони, В.Г.Гак, Й.С.Степанова, О.Н.Селиверстова, Е.В.Падучева, И.П.Сусова, Г.Г.Силнитски, И.М.Богуславски....) принимается как раздел грамматики, изучающий содержательного плана языка и противопоставляется морфологию и фонетику, изучающих выразительного плана языка.
       Выводится эта система (Рис. 1) как следствие определённых логических, гносеологических и онтологических соображений в применении к некоторым проблемам лингвистики, за счет сопоставление закономерностей этих дисциплин. Главным логическим инструментом здесь принимаются – законы классификации (деления) логики; главным гносеологическим – принцип “функциональной асимметрии полушарий головного мозга” психологии; главным онтологическим – параллелизм (аналогия) между некоторыми категориями лингвистики и онтологии.

ЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

       Из любого академического издания по лингвистике (особенно из энциклопедий) можно узнать, что вопрос о количестве и классификации частей речи является дискуссионным в лингвистике, и по сей день. Т.к. известно, что основные части речи (существительное, глаголь, междометие, союз, местоимение, наречие, причастие, предлог, числительное, прилагательное) были выделены в языке разными лингвистическими школами (существительное, глаголь – индийскими и китайскими учеными; Аристотель добавил сюда – междометие, союз (связку); александрийские грамматики – местоимение, наречие, причастие, предлог; римские – числительное; мусульманские – прилагательное и т.д.) еще до средних ввеков. Но и известно, что этот исторический порядок частей речи принят в лингвистике не всех народов. Т.к., еще в свое время римские грамматики из этого списка исключили – артикль, в дальнейшем лингвисты большинства народов – причастие и предлог, а так же, исходя из конкретных языковых норм, были исключены из лингвистики ряда других народов еще какие-то части речи, или же добавлены новые. В том числе, например, на сегодняшний день в ряде языков Северной Америки и Африки не различаются наречие и прилагательное; в языке ряда дальневосточных народов (таких как Китай, Корея, Япония) различаются предикатив; в некоторых языках (например, в языке индейского племени йума) вычленяется только подлежащее и сказуемое и т.д.

       Единственным инструментом лингвистики того времени для выявлений этих категорий был опыт, т.е. сбор и распределение выявленных языковых фактов в уже готовый шаблон, который изготовлен еще с античности. Отсюда и a-priori полагалось, что эта есть часть речи, потому что в языке наблюдается такая группа слов, которые имеют аналогичные качества. И все, больше никаких аргументов.
       Не научность такого подхода была налицо, и лингвисты последних веков начали искать конкретные принципы для выделений и изучений частей речи.
       Для этой же цели ряд лингвистов (Ю.М.Скребнев, А.Е.Михневич...) предлагал использовать – лексическую, другие (Ф.Ф.Фортунатов...) – формально-морфологическую (по признаку изменяемости слов), третьи (А.А. Реформатский) – грамматическую (т.е., совокупности морфологических и синтаксических свойств), четвертые (А.А.Потебня, А.А.Шахматов,...) – синтаксическую принципы.
       Однако из-за недостатки каждого из этих подходов (Т.к., классификация частей речи по морфологическим признакам непригодна для языков со слабо развитой морфологической системой (напр. для языков Китая, Тибета, Тан, Вьетнама и т.д.). Или в одном и том же языке тоже не все слова имеют формальную спецификацию (например, местоимение, междометие и др.)) начали искать альтернативные варианты, которые должны были более универсальными для всех языков и языковых явлений.
       Предложение Л.В.Щербы, который предлагал использовать одновременно совокупности морфологических (морфологические категории слова), синтаксических (синтаксические функции слова) и семантических (обобщенное значение предмета, действия или состояния, качества и т.д.) признаков, было наиболее общепринятым, в этом контексте, из всех альтернативных подходов. Несмотря на явное несоответствие, большинство лингвистов молча начали использовать этот принцип для изучения своего языка. Т.к. этот принцип давал возможность охватывать все до сих пор выявленные части речи всех народов.
       Но и этот подход тоже не решал проблему однозначно.
       Т.к. этот принцип не давал возможность ревизировать ряд уже существующих частей речи и не дает этого для вновь обнаруженных. По этому критерию можно создавать еще много частей речи. И ни у кого не возникнет обоснованных возражений, потому что в любом варианте можно выкрутиться, ссылаясь либо на один, либо на другой из этих трех стандартов.
       Подобная неопределенность неизбежно приводит к хаосу и неразберихе, как это и происходит в современной лингвистике.
       Мы же предпочитаем использовать для этой цели строго логический принцип, и думаем, такой подход дает возможность определить точную границу свойств и функции всех явных и неявных частей речи.

* * *

       Существуют в логике определенные законы, которые созданы как раз для классификации и систематизаций. Называются они “Законами деления”:

       1) Деление должно быть соразмерным. Т.е. объем делимого понятия не должен быть больше или меньше объема сумм членов деления (должен быть равен сумме объемов членов деления). Например, в суждении “Человеческая раса состоит: из мужчин, женщин и детей” нарушается этот принцип;
       2) Деление на каждом его этапе должно производиться по одному основанию. В этом суждении нарушается этот принцип: “Яблоки бывают – желтыми, красными и кислыми”
       3) Члены деления должны исключать друг друга, т.е не должны пересекаться. Пример, связанный с нарушением этого правила: “Обуви бывают – мужские, женские и летные”
       4) Деление не должно быть скачкообразным, т.е. должно быть непрерывным. Не будет непрерывным, напр., такое деление: “Год состоит из января, февраля, марта, весны, лето, и осени”

       А в каких классификациях лингвистики соблюдаются эти принципы?
       Использование одновременно трех принципов для классификации и есть как раз нарушение всех этих перечисленных законов логики.
       Тут не приемлемы универсальные принципы деления и, надо жестко соблюдать принцип деления, в соответствии со “вторым законом деления” логики. И, исходя из этого закона логики, надо использовать эти признаки по отдельности. В этом случае, с позиций синтаксиса, части речи будут разделены на синтаксические и несинтаксические. В первую группу тогда будут относиться первостепенные (главные), а во вторую – все остальные части речи. В контексте синтаксиса эти вторые будут вступать в качестве существительного.
       Относительно первостепенных – в них самих, с этой точки зрения, тоже не все так уж гладко. По требованию этих законов, члены деления не должны пересекаться ни в каких отношениях. Но местоимение и наречие находятся с другими частями речи не во взаимоисключающих отношениях, а дублируют их в чем-то.
       Продолжая анализировать и другие классификации лингвистики, с этой точки зрения, можно видеть, что законы логики нарушаются и при классификации членов предложения.
       В результате всех этих операций, исключаются из ряда независимых частей речи местоимение и наречие, а из ряда независимых членов предложения – дополнение.
       Ниже эти аргументы излагаются в более расширенном виде:

МЕСТОИМЕНИЕ: По второму закону деления логики члены деления должны исключать друг друга, т.е. не должны пересекаться. Но отношения местоимения с другими частями речи не являются равноправными и взаимоисключающими, поскольку свойства местоимения пересекаются с другими частями речи, являясь их подмножеством. Расчленив все основные части речи сначала на общие и частные, а затем на абстрактно-конкретные виды, мы сможем увидеть недостатки абстрактно-общего вида каждой части речи (см.: Рис. 2.):

       Как раз, это и есть местоимение, которое наука традиционно (по исторической инерции или под влиянием авторитета античных школ) отделив из состава других частей речи, объединила в одном классе, назвав его местоимением.
       Следует отметить, что позиция местоимения в составе частей речи и исторически была не так уж сильной. Включение его в ряды частей речи относится к европейской грамматической традиции, восходящей к античности. Но в ряде грамматических теорий 20 вв. появились достаточно сильные возражения против такого подхода. В них подчеркивалась грамматическая неоднородность местоимений, которые квалифицировались как:

       У М.В.Ломоносова, ф.И.Буслаева она рассматривается как служебный части речи; у А.А.Потебня – отдельно; у А.М.Пешковского, А.А.Шахматова и у М.В.Панова она не выделяются в самостоятельные части речи и распределяется по другим частям речи.
       Т.е., несоответствие местоимения другим частям речи привлекало внимание и до нас. Но из-за того, что авторы этих сомнений не смогли теоретически обосновать замеченные ими несоответствия, местоимение продолжало оставаться в составе частей речи и дальше.
       В нашей системе местоимение исключается из ряда независимых частей речи и принимается оно как подмножество других частей речи, распределяется по ним, исходя из законов логики.

НАРЕЧИЕ: В отличие от местоимения, наречие является не подмножеством, а производным от других частей речи, точнее, адвербализированным вариантом других частей речи. Признание его равноправия наряду с другими частями речи, нарушает второй и четвёртый закон деления логики. Т.к. его функции выполняются другими частями речи при выступлении их в качестве средств выражения обстоятельств. Т.е., другие части речи, выступая в роли обстоятельств, автоматически трансформируются в наречие. Мы бы идентифицировали этот процесс с конверсией.
       В нашей системе наречие исключается из ряда независимых частей речи, и оно заменяется адвербализированными вариантами других частей речи.

ДОПОЛНЕНИЕ: Исключение дополнения из ряда независимых членов предложения обосновано тем, что в предикативной (“предикатной”) части предложения должен быть только один компонент, выражающий атрибут информации, соответствующий прилагательному субъектной части предложений. Его аргументом может считаться:

       Следует отметить, что и позиция дополнения в лингвистике до сих пор оставалась не так уж сильной. Т.к. исторически и ряд специалистов возражали против сосуществования дополнения и обстоятельства, были защитниками той позиции, что в качестве разъясняющей функции сказуемого должно оставаться либо дополнение, либо обстоятельство. Например, известнейшие азербайджанские лингвисты А.Везиров, А.Демирчизаде (из туркменских ученых Й.В.Поцелуев) и др. были сторонниками такого подхода.

* * *

       Обобщая вышеуказанное можно утверждать, что здесь во всех случаях функции обеих частей речи и дополнений сохраняются. Но при таком группировании частей речи и членов предложений, которое производится, как показано ниже (Рис. 3.), не остается нужд к этим категориям.

* * *

       Таким образом, можно заключить, что и члены предложения и первостепенные части речи – оба относятся к области содержательного плана языка. Но в таком случае, каково их взаимоотношение и распределение сфер влияний?
       Исходя из того, что оба они охватывают всю акварель содержательного плана языка, можно предполагать, что они находятся не в равноправных отношениях, а в подчиненном, т.е. один из них является составной частью другого и, скорее всего эта есть части речи. Т.е. по некоторым признакам части речи скорее входят в состав членов предложений, нежели наоборот.
       Во-первых, из-за того, что в исторической конкуренции за власть в содержательном плане языка, все-таки члены предложений одержали победу и вытеснили части речи. Значит, их места здесь как-то непоколебимы. Во вторых, какие-то члены предложений где-то имеют составные части, похожие на части речи, например, обстоятельство. Но ни у каких частей речи не наблюдаются подобные случаи. И в третьих, где-то в лингвистике принимается, что члены предложений выражаются через части речи.
       Значит, все-таки части речи входят в состав членов предложений, нежели наоборот.
       Но не противоречит ли это каким-то принципам?
       Скорее всего, наоборот. Это объясняет ряд раньше необъясненных положений лингвистики, в том числе конверсии.
       Известно, что части речи очень часто могут вступать в роли друг друга. Но зачем? Этот принцип как раз объясняет данное положение, – они выявляют оттенок друг друга именно тогда, когда вступают в роли средств выражений разных членов предложений. Т.е. они выявляют в себе признаки не других частей речи, а членов предложений, которых выражают. А внешняя схожесть разных членов предложений, с какими то частями речи часто запутывает лингвистов.
       Это и является как раз четвертым аргументом в пользу того, что именно части речи входят в состав членов предложении, нежели наоборот. Т.к. именно части речи меняют свой облик в разной ситуации, члены же предложений всегда остаются в одном и том же виде.
       В общем, после всех этих логических операций можно сгруппировать члены предложения и части речи в указанном ниже варианте:

       Т.е. не существует изолированных, вне связи друг с другом частей речи и членов предложения – эти четыре части речи вступают только в роли средств выражения членов предложения и члены предложений не выражаются ни чем иным, кроме как частями речи (т.е. принятыми здесь четырьмя частями речи). В этом и заключается собственно суть конверсии.
       После этого, можем делить каждую из частей речи на четыре подмножества, соответствующие понятиям пространства, времени, каузальности (причинности) и категориальности. Обосновывается это следующими соображениями:

       1) В традиционной лингвистике некоторые части речи также часто несистемно делятся на эти подвиды. Например, вид существительного, отвечающего на вопрос “куда?”, пространственно-временные подвиды наречия и обстоятельства и т.п.;
       2) С позиций онтологии, эти четыре категории являются самыми общими понятиями, охватывающими всю действительность. Логически это означает, что и их лингвистические прототипы тоже должны быть универсальными понятиями для всех частей речи, которые выражают характеристики реальности;..

* * *

       В результате всех этих операций получается система, изображенная на Рис. 1.
       Данная система является просто абстрагированным вариантом языка от всех форм выражений; скелет любого языка, и разные национальные языки есть не что иное, как разные оболочки этой схемы. Наследственно, или же при трансгенном дублировании (т.е. при клонировании) индивидуума обязательно передается как раз эта часть языка. Оболочечная же часть его национально специфична и передается только социальным путем. Они обо вместе составляют сущность и явления языковой реалии.
       Эта система относится только к содержательному плану языка. Строение системы оболочечной части языка, т.е. выразительного плана языка, мы оставляем за других.

* * *

       Надо отметить, что указанный на Рис.1.Рис. 1 вариант не является полным видом системы. Можем делить все последующие категории дихотомически, и это разветвление продолжается до бесконечности.
       После какого-то этапа, система начинает повторять саму себя на более высоком уровне. Т.е. после указанного на схеме уровня, наступает расчленение категорий на общие и частные, абстрактные и конкретные подвиды (местоимение появляется на этом этапе). Потом каждая последняя категория дифференцируется на подвиды, образовавшиеся из членов предложений, а значит, и из частей речи. Словообразовательные процессы являются результатом этих скрещиваний...
       Можно назвать этот процесс расчленения “квантованием” языка.

* * *

       Изложенные доводы являются логическим основанием системы. Но кроме этого, можно интерпретировать эту систему, и с позиций онтологии и эпистемологии, или же наоборот, можно делать от него выводы для онтологии и ЭПИСТЕМОЛОГИИ.
       Например, почему эти категории лингвистики расположены именно в такой древообразной форме? Является ли это случайностью?
       Отнюдь.
       В глубинном слое язык не является какой-то условной и произвольной системой, зависимой от речи, от существования социальной жизни, от категории времени и воли говорящих, и т.п. Она есть некая статичная система, находящаяся вне категории времени и национальностей, и является производной от закономерностей деятельности мозга. Он имеет “секторную” структуру и каждый его элемент имеет собственную строго очерченную и строго определенную сферу действия, несмотря на случаи тождественности по форме с каким-либо другим элементом языка, выступающим в других функциях. Развивается и изменяется не сам язык, а его форма проявления, т.е. та часть, которая находится в выразительном плане. Выразительный же план языка, не есть весь язык. Это просто оболочка языка, видимая часть айсберга. Она является проекцией закономерностей деятельности мозга в социальную сферу, и из-за разницы в платформах, не всегда идентична оригиналу. Т.е. несмотря на то, что язык детерминирован схемой мышлении мозга, проявленная же часть ее, т.е. ее выразительный план, сильно подвергается социальным влияниям и регламентируется ими: Со временем в язык вливается вся история, мировоззрение, быт, традиции, и т.д. того народа, который является его носителем и таким образом, формируются отдельно взятые национальные языки. Но коренная же часть его остается у всех одним и тем же – вне континуума диахронии и синхронии.
       Именно из-за этого, несмотря на формальные отличия, во всех национальных языках есть, или же можно выявить одни и те же части речи, члены предложения и т.д. Потому что в глубинном слое они являются продуктом одного и того же станка, работающего по общему стандарту.
       Именно вследствие вышеизложенного, можно через эту видимую часть языка, проникнуть в схему работы мозга, заглянуть в процедуру мышления. И наоборот, большинство закономерностей, выявленных у отдельно взятых национальных языков, можно объяснить закономерностями процесса мышления. Потому, что они содержат в себе отпечаток того производителя, где они изготовлены, т.е. отпечаток аппарата мышления, чьим продуктом они являются, за счет чего они стали знаком действительности.
       И если подойти к механизму языка и показанной схеме разветвления с этой точки зрения, то здесь можно увидеть выраженные следы принципа “Функциональной асимметрии полушарий мозга”, выявленного еще с прошлого века и доказанного Р.Сперри (Ноб. пр. 1981).
       Интерпретируется эта теория ученым именно так, что мозг реагирует на различные явления своими разными полушариями в зависимости от характера явлений. Т.е., если у событий или предмета, преобладают эмоционально-атрибутивные окраски, то они анализируется преимущественно правым, а если логический оттенок, то – левым полушарием.
       Но из логики этой системы и из логики вообще, получается, что такая трактовка правильна наполовину и эта теория требует доработки. Дело в том, что теоретически никакой закон не запрещает того, что первичная информация анализировался полушариями мозга не одним этапом, а в многоступенчатом виде. Т.е. мозг начинает анализировать обоими полушариями не только информацию, полученную из сенсорного аппарата, но и результаты своих анализов, а потом результаты вторичного анализа, потом третьего и так далее. И на каждом таком этапе реагируют на информацию оба полушария, и каждое выявляет в соответствии со своей деятельностью различные оттенки – атрибутивные, либо логические. Потом выставляется в центр внимания один из этих результатов и осуществляется поиск обоими полушариями как атрибутивная, так и логическая информация. Т.е. получается, что извлекается атрибутивная информация из логической, или наоборот. Повторяется этот процесс многократно. В мозге все эти операции происходят подсознательно, с целью проникновения мышления в глубь сущности бытия. И после каждого членения, по закону ''обратного отношения между содержанием и объемом понятия'', человеку открываются все более тонкие структуры объективного мира.
       В результате получается следующая модель мышления:

       Очень простая многоступенчатая комбинация всего на всего двух функций. Но если смотреть на эту схему, с точки зрении двоичного представления информации, то увидим перед собой очень мощный аппарат, позволяющий считывать информацию с окружающего мира в двоичной кодировке. Благодаря очень хитроумной интегральной схеме функциям дифференциации и интеграции, тут первичная информация “квантуется” до микронов. Т.е. главными являются всего на всего две функции. Но при надобности, они, зеркально умножаясь, превращаются в триллионы рецепторов, и каждый начинает заниматься отдельными областями.
       Это представляет собой логический вывод из теории “функциональной асимметричности полушарий мозга” и возможно выглядит малообоснованным. Но полученная система лингвистики, как один из силуэтов мыслительного процесса, как раз и доказывает это положение. В выведенной схеме разветвление тоже должно было происходить дихотомически, но ради простоты и, исходя из того, что в лингвистике эти переходные компоненты не так уж популярны, мы не выделили их. Но если рассматривать схему детально, то, например предложение, сначала должно было бы разделиться на субъект и предикат, а потом субъект – на определение и подлежащее, предикат же – на обстоятельство и сказуемое. Последние тоже в свою очередь, на какие-то два переходных, и они в дальнейшем: первый на глагол и существительное, второй на числительное и прилагательное. Дальше, то же самое и т.д.
       И как видно из системы, каждой верхней позиции ветви соответствует категория лингвистики, имеющая атрибутивный оттенок, а нижней позиции – денотативный. Это следует из того, что каждый из них есть продукт соответствующего полушария (еще раз подчеркиваем: в действительности система расчленяется дихотомически. Переходные компоненты здесь сокращены).
       Сам же процесс мышления происходит во взаимосвязи афферентного анализа и синтеза, в коррелятивной комбинации процессов дифференциации и интеграции.
       Такая модель мышления дает возможность создания новых поколений искусственных интеллектов, у которых процесс мышления будет происходить не по строго логическим механизмам, а именно по этой схеме. Т.е. во взаимосвязи ощущений и интеллекта, и в такой паутинообразной комбинации функций левого и правого полушария.
       Но здесь мы предпочли изложить только теоретические аспекты этой системы и не перешагивать на сторону, имеющую чисто прикладное или коммерческое значение. Об этих аспектах мы считаем правильным изложить свое рассмотрение индивидуально, на других основаниях и, от этого не видим никакого ущерба для теоретической значимости изложенного.

       ОНТОЛОГИЧЕСКИМ основанием системы можно считать тот факт, что принятые здесь четыре основные части речи являются лингвистическими эквивалентами категорий онтологии, таких как материя ( = существительное), движение ( = глагол), качество ( = прилагательное) и количество ( = числительное). Т.е. человек называет только то, что познает, с чем ежедневно сталкивается. Язык же, как раз появился для обозначения воспринятых предметов и процессов. И философы, и лингвисты наблюдали одни и те же объекты. И каждый из них называл их по-своему.
       Этот факт является дополнительным аргументом в пользу исключения местоимения и наречия из ряда частей речи, так как в отличие от остальных первостепенных (здесь синтаксических) частей речи у них нет онтологического эквивалента.
       Исходя из того, что философским эквивалентом этих четырех частей речи (т.е. материя, движение, качество, и количество) являются универсальные для всего человечества категории, а также исходя из того, что логика приведенной системы исключает абстрагирование частей речи от членов предложений и пространство-временных, причинно-категориальных отношений, можно сделать вывод, что все компоненты системы являются универсалиями. Отсюда следует, что сама система целиком является универсальной для всего человечества.
       И наоборот, поставив вместо этих лингвистических категорий их философские оригиналы, можно получить очень интересную онтологическую систему.
       Что это за распределение категорий – случайность, или нечто больше?
       Скорее всего, – второе. Выражая полное согласие с теми течениями, которые видели неразрывную связь между языком, мышлением и бытием, и принимали язык в качестве ключа для проникновения в закономерности процесса мышления и действительности (например, “Аналитическая философия”), мы можем утверждать, что это схема есть карта действительности, схема антропокосмоса. Человеческое познание может охватывать только эту область действительности; возможности человеческого познания заканчиваются в этих периметрах. За пределами этого находится только туманность трансцендентальности.
       Развивая всех этих можно делать еще больших обобщений, ряд из них, который излагаем внизу:

* * *

       Из логики этих систем вытекает, что полушарии мозга не улавливают, а фильтруют внешние сигналы (информацию). Вернее улавливают только те сигналы, которые могут, на что хватает их способность (как предполагала “Трансцендентальная философия”). И мир, который мы видим, есть на самом деле ничто иное, как наполовину “творением человеческого разума” (как предполагал “Эмпириокритицизм”). Т.е. образ мира в нашем представлении является не прямой копией действительности, а лишь рационализированным ее видом.
       По логике этих систем, информация об окружающем мире, “излучаемая” элементами действительности, или же отражаемая ими (т.е. информация о физических и химических явлениях окружающего мира), достигая периферические нервные окончания человека, не только трансформируется в химические и электрические (или другие) процессы на уровне наших органов чувств, т.е. не только конвертируется в “язык” мозга при транспортировке, но и модифицируется функциями полушарий в процессе мышления, именно по этой схеме, для понимания их человеком. И только после этого, для человека создается из этого дистантного и хаотичного сенсорного притока, динамичный и постоянно обновляемый нейронный образ окружающего мира, событий, и т.д. Реальность же сама остается при этом ноуменом для человека.
       Были бы у человека не два полушария мозга, а три (четыре, пять...) – каждый настроенный на разные функции, человек смог бы извлечь и иные формы информации из моря реальности, и сам процесс конструирования этих сигналов тоже отличался бы от этой. Т.е. для человека открылся бы путь к еще одному измерению.
       Мы бы назвали эту модель мышлении акселеративной, а полученную модель мировоззрения транслингвистической. Т.к. по логике этой модели, образ мира в нашем представлении, в наших чувствах и в реальности, совпадает не на изоморфном, а на полиморфном уровне. Т.е. большая часть бытия остается вне предела возможности человеческого познания и чувств – остается неопознанной и не уловимой для человечества. А та часть, которая познается человечеством, не является прямым отражением действительности, а представляет собой лишь конструкцию первоначальных сенсорных субстратов, т.е. преобразованный вид реальности, ее символическим кодом, который генерируется мозгом.
       Не зря Платон сравнивал эту жизнь с пещерой, и людей – заключенными в ней, которые делают выводы обо всем происходящем вне этой пещеры, только на основании видимых через трещины теней.

* * *

       1) Существующие в этой системе категории лингвистики известны всем давным-давно. Что даст их перераспределение по иному?
       Судебная система, парламент и исполнительная власть существовали одновременно и в США и в СССР. Но разница в их взаимоотношениях у этих стран привела к хорошо известным всем результатам. Неэффективность и не жизнеспособность их в СССР были результатом именно неправильного распределения функций и отношений.
       Другой пример: Проецирование схемы мира в плоскую геоцентрическую систему Птолемея не позволяло объяснить ряд астрономических фактов, в том числе движение небесных тел и особенно, движение в одном направлении и эллиптичность их траекторий. Но, сдвинув центр мира вне себя (т.е. поставив на свое место), человек нашел ответы на очень многие вопросы. В том числе, смог предсказать существование, свойства, точные координаты ряда планет (8-й и 9-й) и других небесных объектов – исходя только из системных соображений (из соображений нового порядка вещей). Несмотря на то, что элементы у обеих систем были одни и те же. Разница только в стиле их упорядочивания.
       С таблицей Менделеева то же самое: характеристики многих элементов были известны ученым еще до их открытия – именно благодаря системе Менделеева. Без этой системы они даже не догадались бы искать 110-й или 120-й элемент.
       Аналогичный пример – система Дарвина. Как только точка отсчета сдвинулась с Homo sapiens извне и каждое существо, включая человечество, стало восприниматься равноправным, и как одна из ветвь в генетических разветвлениях, – все находило свое место.
       Все эти примеры есть заслуги системности, системного подхода, т.е., правильного упорядочивания уже имеющихся фактов.
       В природе нет ничего абстрактного, т.е. изолированного от окружающего мира. В природе все существует во взаимосвязи и в гармони с другими составляющими. Любая характеристика чего-нибудь обусловлена чем-то внешним и является реакцией на что-то. Систематизировать – это не то, что создавать некую искусственную модель для размещения собранных фактов или не то, что сортировать факты по каким-либо признакам. Систематизировать – означает найти истинный, естественный порядок, связей и свойств вещей, а также найти оптимальный (т.е. максимально понятный для человеческого восприятия) язык для описания этой модели. Этот один единственный вариант максимально отражает все данные о ней. При всех других вариантах какие-то наши вопросы останутся где-то без ответа.
       С языком, то же самое. Он не является искусственным творением некоей социальной среды для упрощения своих взаимоотношений. Он является характеристикой мозга, квантором его функции и изучение его, как одного из ключей, непременно приведет к раскрытию тайн мышления. И нахождение системы языка есть единственный путь к этому. Потому, что только после этого, синхронизировав закономерности, можно выявить кое-что относящееся к глубинному слою познания, как это мы попытались сделать в этой работе.

* * *

       2) Связь с “Логицизм”ом:
       Насколько реально то опасение ряда лингвистов прошлого века, что такой подход рано или поздно приведет лингвистику к монополии логики?
       Есть две дисциплины среди всех, которые не стоят рядом с ними. Это философия и логика.
       Философия, объединяя в себе максимум универсальных закономерностей каждой дисциплины, создает “Концепцию единой панорамы мира”, используя их в качестве фрагментов. А логика есть универсальный стандарт, единая конституция, принимаемая философией для всех дисциплин. Только соблюдающие эту конституцию дисциплины получают гражданство в мире науки. А другие, несмотря на добываемые всевозможные интересные результаты, остаются все же вне статуса науки (например, оккультные и эзотерические дисциплины).
       С этой точки зрения, логика – наука, которая не стоит в одном ряду с другими дисциплинами, а является метаметодом и абсолютным критерием для всех научных концепций. Следование правилам логики не достаточное, а обязательное условие для всех дисциплин. Потому, что все дисциплины находятся в коррелятивной связи друг с другом, и логика выполняет синхронизирующую функцию между ними. И только благодаря ней, результаты всех дисциплин, сочетаясь друг с другом, участвуют в философских обобщениях.
       Это положение понимали лингвисты всех времен и умеренно придерживались в своих исследованиях. Например, греческая философия 5-1 вв. до н.е., западноевропейские схоластические науки (логика и грамматика), рационалистическая концепция языка и еще ряд школ и течений в логике, философии и лингвистики конца 19 вв.-20 вв. (“Философия анализа”, “Лингвистическая философия”, “Философия логики”, “Логический анализ естественных языков” и т.д.).
       Но исторически сложилось так, что лингвистика в борьбе за суверенитет должна была отказаться от всевозможных признаков других дисциплин, включая и логику. Тут сыграли свою роль и некоторые направления лингвистики, такие как, например, логицизм, который слишком абсолютизировал функции логики при исследовании языка, и это привело к отвращению. Ориентация же вектора развития всегда спиралеобразна и возвращение к ранее отрицаемому руслу в более совершенном виде неизбежно.
       В отличие от сторонников логицизма, в нашем подходе принимается, что проблемы истинность-ложь, умозаключение, доказательство-опровержение и т.п. относятся исключительно к логике; а формы слов и предложений, склонение, родо-видовые атрибуты, типология языков, психологические и коммуникативные аспекты языка, проблемы, связанные с морфологией, способы выражения синтаксических отношений, отражения в структуре предложения внеязыковых данностей и т.п. исключительно являются предметом лингвистики (в том числе, совместно с другими дисциплинами).
       И в отличие от них в нашем подходе не идентифицируется понятие – со словом, логическое и лингвистическое подлежащее-сказуемое друг с другом. Т.е. не утверждается строгий параллелизм между словом и понятием, предложением и суждением. Допускаются обозначения в выразительном плане одного и того же понятия или же суждения – отдельными словами, словосочетаниями, целыми предложениями, или же группами символов невербальной сферы; Или же наоборот – допускается, что одно и то же слово, словосочетание, предложение или же невербальный код может быть выражением отдельно взятого понятии, или же целого суждении. И еще: в зависимости от синонимичности или омонимичности (т.е. тождественности значения или формы) слов, словосочетаний или предложений, они могут быть выражением разных понятий или суждений, или же одно и то же понятие или суждение может выражаться множественными синонимами, словосочетаниями или же предложениями.
       А проблема названия единицы этого плана – понятие, суждение, и т.д., или же семема, лексема и т.п. – не имеет никакого существенного значения. Во всех случаях, тут речь идет об элементах содержательного плана языка и их комбинации в варианте, выражающем полную мысль.

* * *

СИНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ПРОИСХОЖДЕНИЮ ЯЗЫКА

       3) Как видно из схем, эта система заканчивается на грани выразительного плана языка. Что же находится за гранью этого?
       Как высказывалось неоднократно, считается, что эта система является скелетом, ядром, каркасом любого национального языка, а различные национальные языки – разнообразной его оболочкой. Но не только они.
       В роли оболочки этой системы может выступать все, что может нести информацию, включая электрические импульсы, световые знаки, рисунки, прикасания, и т.д.
       В общем виде, можно классифицировать все эти формы средств выражения следующим образом.

       1) Вербальный канал: Субкод, основывающийся на чувствах слуха;
       2) Визуальный канал: Субкод, основывающийся на чувствах зрения;
       3) Дактильный (тактильный) канал: Субкод, основывающийся на чувствах осязания;
       4) Ароматный канал: Субкод, основывающийся на чувствах обоняния;
       5) Дегустральный канал: Субкод, основывающийся на чувствах вкуса;
       6) Иные вспомогательные каналы чувств: Субкоды, основывающиеся на иных чувствах, таких как чувства температуры, тяжести и т.д.;

       Но это условная классификация, т.к. в центре этой классификации стоит человек, его способности. Если же, подойти к проблеме с точки зрения теории информации вообще, то тогда можно брать в качестве средств выражения языка любое из средств, которым может передаваться информация в любой ее форме. Именно вследствие этого в электронике в качестве средств выражения языка используются электрические импульсы или электромагнитные волны; в каких то ситуациях световые или же иные видимые знаки, у многих насекомых (у муравьев, бабочек, ос и т.д.) развиты неречевые (невербальные) формы языка (общения), и т.д.
       Т.е. язык и речь (звучание) не есть разные стороны одной медали (или листа), или же обусловливающие существование друг друга. Речь не предшествует языку и не является единственным орудием осуществление языка. Язык может существовать и без речи, и в роли оболочки этой системы могут вступать все эти перечисленные средства.
       Но тогда почему у человека развит только вербальный, а у каких-то других видах, иные формы языка?
       Не вступая в полемику с теми течениями, которые связывали этимологию языка либо с вокальными имитациями (в теории “звукового подражания”), либо с эмоциональными аффектами (“в теории восклицаний”), социальными конвенциями (в течении “Лингвистический натурализм”) и т.д., скажем, что тут в силе принцип удобства. Т.е. у каждого существа развивается именно та форма языка, которая наиболее удобна для возможностей ее органов чувств, в том числе одинаково удобна с точки зрения передаваемости и получаемости для нее.
       У некоторых насекомых развиты невербальные формы общения потому, что относительный их размер очень мал, чтобы создавать акустические резонансы, распространяющиеся на расстояния, в силу их крошечной гортани или губ.
       А у человека развита именно речевая (вербальная) форма языка как раз потому, что иные его каналы коммуникации не так обширны, и не так удобны. Например, человек может получать информацию с окружающего мира посредством своих 5 основных и около 20 вспомогательных органов чувств. Но генерировать может всего на всего в трех или четырех из них, т.е. может выражать одну и ту же мысль только вербально, визуально или дактильно (с помощью прикасания).
       Почему последний из этих трех каналов неэффективен с точки зрении коммуникации, не трудно догадаться. Но почему человечество не построило свою систему общения на визуальном канале, ведь доля этого канала в получение повседневной информации составляет около 90%?
       И тут имеет место эстественный отбор. Несмотря на доминирование визуального канала в обыденных взаимоотношениях человека с окружающим миром, в экстремальных же условиях, с точки зрении безопасности индивидуума, этот канал недостаточно надежен, и достоверен.
       Дело в том, что диапазон зрения охватывает в пространстве лишь четверть видимого окружения, а по времени – половину суток (т.е. только время бодрствования). И это не все. Работоспособность зрительного канала ограничивается также различными неблагоприятными ситуациями. Дым, туман или же какие-то преграды, встречающиеся повседневно, резко выводят его из строя.
       Активность же слухового канала сохраняется в течение 24 часов по времени и в диапазоне 360 градусов по пространству. Единственным барьером в распространении звука является сверхсильный шум, который и то является очень нетипичным с точки зрении встречаемости. Кроме этого, чтобы общаться с человеком визуально надо, чтобы его внимание концентрировалось именно на вас (приблизительно на вас), т.е. смотрел на вас. Звуковой же канал открыт круглосуточно для восприятия информации со всех сторон, ото всех и без всяких специальных настроек.
       Все эти факторы способствовали тому, что звуковая форма передачи информации одержала верх в исторической конкуренции и постепенно начала доминировать в повседневном общении человека. Вербальное обращение превратилось в навык из-за своей эффективности и удобства, и человечество, исходя из своих потребностей безопасности, неосознанно развивало его до сегодняшнего уровня сложности и детальности.
       А как эти первоначальные крики Маугли или Тарзана превращались в современные совершенные и сверхсложные национальные языки, это просто дело времени: Механизм его полностью идентичен с эволюционным механизмом письменности. Т.е., как развитие письменности переживало стадии:

I этап: графема = предложение (пиктографическая письменность);
II этап: графема = слово или словосочетание (идеографическая письменность);
III этап: графема = слог (силлабическая письменность);
IV этап: графема = звук (фонографическая [фонетическая] письменность)

те же траектории испытал и язык, и эволюционировал через этапы:

I этап: фонема = предложение (пиктографический язык);
II этап: фонема = слово или словосочетание (идеографический язык);
III этап: фонема = слог (силлабический язык);
IV этап: фонема = звук (фонографический [фонетический] язык).

       То есть, какой-то крик сначала заменял (обозначал) целое предложение, потом — только часть этого предложения, а потом — часть слова.
       Но, несмотря на типологические или морфологические особенности разных национальных языков (которые являются производными от социальных индивидуальностьей носителя языка), силуэты же этой системы сохранились во всех языках.
       Наша система относится только к содержательному плану языка. Строение системы выразительного плана, который должен охватыват всех этих языковых форм, как говорилось выше, мы оставляем другим.

* * *

       4) И еще одна заметка:
       Тут на лицо явная аналогия с Дарвиновской эволюцией. Т.к. и там развитие идет от единичного к множественному и через скрещивание результатов разных ветвей. И если, действительно здесь есть какой-то параллелизм, то согласно синергетике, с каждым разветвлением, здесь тоже должна увеличиваться степень структуризации (организованности). И она действительно увеличивается, т.к. тут неопределенность (энтропия) значения обратно пропорциональна уровню дифференциации.
       Как раз и отсюда отождествление языка с неким живым организмом у некоторых школ, например у натуралистов. А в действительности же, из-за того, что и тут в процессе формализации языка присутствует элемент интеграции (соединение результатов разных ветвей), он начинает вести себя именно в соответствии с принципами синергетики, так же как органические субстанции.
       Заметим также, что возможно, диалектикам пора обратить внимание на такую паутинообразность траектории развития, выявленную в различных сферах от ботаники до зоологии, а теперь еще и здесь.
       И еще: как высказалось выше, в этих расчленениях заметными становятся только результаты, получаемые через одно деление, а переходные компоненты почему-то не актуальны ни в лингвистике, ни в философии. Почему это так, неизвестно.
       Наконец, еще одна заметка: как видно из схемы, ориентация вектора дифференциации тут направлена от общего к частному, т.е. от левого к правому по схеме. Но это первое впечатление. Возможно, даже в действительности происходит наоборот – траектория мышления направлена от правого к левому в схеме. Т.е. первичная информация находится на правых кончиках этой системы, в виде разнообразных и несвязанных друг с другом сигналов. Мозг, объединяя эти разрозненные фрагменты поэтапно, создает общую панораму мира.

КАКАЯ ПОЛЬЗА ОТ ЭТОЙ СИСТЕМЫ ДЛЯ НАУКИ?

       Эта система не искусственная модель, конструированная ради упрощении научных манипуляций (подобно, например, сортировке по алфавиту), а выявленная закономерность естественных свойств, связей и отношений (подобно, например "Периодической Системы Менделеева" или "Гелиоцентрической [а ныне Эксцентричной] Системы" в астрономии), - чье следствие, например, является универсальность многих логических, лингвистических, философских категорий для всего человечество.
       С теоретической точки зрении, она упорядочивает все категории лингвистики по определенным правилам и дает в более компактном виде те же результаты, которые современная лингвистика давала в более неэкономном варианте.
       Эта система распределяет категории лингвистики по подгруппам или по многоуровневым отношениям, показывая вертикальные и горизонтальные связи. Здесь предельно ясно обозначены границы расчленения; ни одна компонента никогда не выступает в роли другого, т.е. все они находятся во взаимоисключающих отношениях. Точно распределены функции и статус, выявлены субординальные и равноправные отношения.
       Данная система упрощает лингвистику за счет сокращения (вернее, объединения) повторяющихся (дублирующих друг друга в чем-то) функций, симметризации и терминологического реформирования (например, тут отсутствуют такие нелингвистические термины, как количество, качество [как виды обстоятельства]. Здесь они заменены [т.е. сама система, вернее закономерности системы требовали замену] родными терминами самой лингвистики, что упрощает понимание связей); Эта система дает возможность коррелятивно связывать лингвистику с другими дисциплинами, а ее внутренние категории – друг с другом, т.е. определяет точные координаты лингвистики в системе наук – за счет приведения ее к общему стандарту с другими дисциплинами; Раскрывает сущность “конверсий”, словообразовании; дает возможность выявлять (вернее конструировать) всевозможные формы словообразовании; Здесь решается проблема конкуренции между членами предложений и частями речи (тут они находятся не в равноправных, а в субординарных [подчиненных] отношениях). Эта система универсальна, т.е. дает возможность синхронизировать языкознание (т.е. ту часть языкознания, которая изучает содержательный план языка) всех национальностей, как усредненную форму всех национальных языков, или по крайнем мере претендует на этот статус.
       Она дает возможность реабилитировать или реанимировать взгляды многих лингвистических, философских, психологических и кибернетических школ.
       И самое главное – в языкознании не остается никаких логических нарушений, в результате чего лингвистика приходит к общему стандарту с другими науками, которые уже при стыковке смогут свободно обмениваться закономерностями.
       Эта система выявляет более ста классов (кластеры, ячейки, блоки), т.е. различий в значениях отличающихся друг от друга хотя бы на микрон, по которым можно распределить весь словарный запас любого языка. Почему бы ни использовать такую обширную, одновременно компактную и наглядную библиотеку (каталог, базу данных) для распределения всех суффиксов, аффиксов, всяких существительных, прилагательных, их подвидов и т.п., для более наглядного изучения всей палитры языка.
       Одновременно она может пригодиться в качестве мнемотехнического аппарата при изучении иностранных языков, т.к. у всех языков какой-то подвид существительного находиться именно в той ячейке, где находится ее родной эквивалент в родном языке.
       Отождествлять эту систему можно с сайтом, где на каждую страницу соответствует только одна ссылка и каждой ссылке соответствует только одна страница. Здесь главной страницей является страница “Предложения”, которая имеет четыре ссылки. Каждая страница, являющийся адресом этих ссылок (страницы “Сказуемые”, “Подлежащие”,...), тоже имеет по четыре ссылки, адреса которых, в свою очередь, также ссылаются на четыре другие страницы и т.д. В результате мы точно знаем, где искать какое значение, и незачем опасаться заблуждений на перекрестке подлежащего и существительного, и других.
       Данная система особенно полезна для Машинного Перевода, где идентификация характеристик слов, как известно, имеет первостепенное значение. Но сходство морфологических особенностей местоимений с другими частями речи, сдвигает морфологию в машинных анализах на второстепенную позицию и заставляет индексировать каждое слово заранее (представьте, все это в основном из-за местоимения!).
       И вообще она претендует оказывать значительное влияние на общую научную концепцию мира и скачкообразно перенести на качественно новый уровень исследований в областях искусственного интеллекта, машинного перевода, философских мировоззрений и т.д. Кроме этих, как новый инструмент познание, открывает огромные горизонты для решений массу проблем науки - как теоретических, так и технических.
       При синтаксическом анализе предложений по этой системе – сначала выявляются члены предложений; на втором этапе – выявляется, какими частями речи выражены эти члены предложения; потом анализируются и сами эти части речи – подбираются их виды (по пространству, времени...); потом подвиды этих видов (являются ли они нарицательными или собственными, абстрактными или конкретными?). Потом подвиды этих подвидов (из каких частей речи они образованы, далее – именно из каких подвидов этих частей речи) и т.д. – если нужно идти до этого. В результате доходим до “атомов” и "молекул" языка, и для человечества раскрывается более тонкая структура мира.
       Все эти примеры лишь частично демонстрируют преимущества предлагаемой системы.

* * *

       В заключение следует отметить, что, возможно, эта система не верна и наука не нуждается в подобных вещах. Но она имеет право на существование, как одна из версии, одно из видений, вариантов решений. Тем более, возможно, не вся система, а какие то ее элементы покажутся кому-то разумными, и, исходя из этих соображений, они будут решать какую-то иную проблему, или вообще построят на основании этой системы какую-то иную, более совершенную модель. Ведь до сегодняшней космогонической системы (где, центр вселенной находится вне пределов нашей галактики) существовали гелиоцентрическая (“центром вселенной является Солнце!”) и геоцентрическая (“центром вселенной является Земля!”) системы. И хотя они и были ошибочными, но стали опорой для дальнейшего совершенствования модели Вселенной. И без этих предшественников, не было бы и сегодняшней эксцентричной модели системы галактики. То же самое можно сказать относительно Дарвиновской системы: Не было бы ошибочной системы Ж.Б.Ламарка, возможно, не появилась бы и система Дарвина (насколько она сама совершенна на данном этапе – это уже другой вопрос).
       И это одно из преимуществ нашей системы, т.к. она предлагает новое нетрадиционное решение существующих проблем науки.

КОНЕЦ

КОНТАКТ С АВТОРОМ